Старый трэйдер и иена

Главаиз книгиВиктора Нидерхоффера“The Education of a Speculator” 
 

«Хотел бы я сейчас поменяться местами с этой рыбиной, - думал он.
У нее в море есть все, человеку ей нечего противопоставить,  кроме своей воли и разума».
Эрнест Хемингуэй, «Старик и море»
 

Я - старый трэйдер, на валютном рынке я работаю с иеной. Было время, когда среди всех трейдеров у меня были наилучшие результаты. Я занимал высшую строчку в рей­тингах, мои фотографии публиковались во всех газетах, у моих дверей клиенты выстраивались в очередь. Симпатич­ные брокерши в разговоре флиртовали со мной и дели­лись информацией о клиентах и деятельности централь­ных банков. Сам великий Сорос не раз поручал мне свои сделки.
Но я заплыл слишком далеко. Я купил доллары, когда курс доллар/иена был 1:93. Через пару часов курс упал до 1:88. Мне пришел конец. Банки отказали мне в кредитах, клиенты бросились от меня врассыпную. Остались немно­гие — те, кто неуютно чувствует себя на фондовом рынке. Эти люди боятся, что акции снова рухнут, как это было в 1929 и 1987 годах. Они надеются, что благодаря мне им удастся хорошо заработать, ничем не рискуя. Я могу помочь им хорошо заработать, но они против того, чтобы я ввязывался в азартные игры, а без этого больших денег не сделать. Возможности открываются только тем, кто риску­ет. Однако я не самоуверен, потому что мне случалось много раз проигрывать. 

Лопес, восемнадцатилетний студент из Мексики, одно время работал у меня бесплатно — просто для того, чтобы учиться. Он делал расчеты, приносил мне чай, будил меня, когда я валился от усталости. Сейчас он работает в другой компании, более удачливой, чем моя, но после работы часто заходит ко мне. Он говорит мне:
«Виктор, сегодня вечером я могу тебе помочь. Мы же раньше делали вместе кое-какие деньги».

Я отвечаю ему:
«Не стоит, твоя нынешняя фирма лучше, за нее и дер­жись».
«Я помню, как доллар падал десять дней подряд, а ты его покупал и покупал. Зато когда он пошел вверх, мы все убытки покрыли с лихвой».
«Было такое, да только доллар сейчас идет вверх, а мы продаем. Банк Японии и Казначейство США хотят под­нять курс доллара. Весь мир хочет поднять курс доллара, а я иду против течения. У меня короткая позиция уже на триста миллионов, рынок против меня».
«Принести чаю? Доллар уже давно идет вверх. Давай я сделаю кое-какие расчеты».
«Конечно, сделай. Как коллега — коллеге».
«Виктор, есть тенденция к понижению. Можно я тоже буду продавать?»
«Нет, ты еще слишком зелен, чтобы все ставить на карту. Научись выжидать, пока направление рынка не опреде­лится ясно».

Когда в Нью-Йорке семь вечера, в Азии утро. Там сияет солнце, и мужчины в белых рубашках готовятся к бою. Банки ждут, когда клиенты начнут продавать доллары, хеджируя экспортные риски. Банки эти доллары купят. У них огромные преимущества передо мной, потому что я уже просидел перед экраном монитора один день и две ночи, у меня болят глаза, а третья ночь только начинается. Служащие банков по вечерам пьют саке со своими школь­ными приятелями, которые сейчас работают в министер­ствах, и узнают, что будет объявлено наутро и как им по­ступить — покупать или продавать. Когда бедняги, не вхо­дящие в этот круг, требуют провести расследование по поводу очередной утечки информации, Центральный банк заявляет, что никакого расследования не требуется, пото­му, что утечки исключены.
Бывая в Японии, я видел, как эти мужчины в белых рубашках остаются ночевать в гостиницах, когда надира­ются так, что не рискуют добираться до дома. Тех, кто все-таки добирается, ждет жена, массаж, переодевание и два часа в скоростном поезде к месту работы.

Моя жена с детьми уехала в Мэн. Она беспокоится за меня.
«Почему ты не хочешь остановиться? В этом году у тебя все как-то не ладится».
«Нет, есть тенденция к понижению», — отвечаю я.
Далеко я заплыл. Очень далеко. Должен быть обнародо­ван торговый баланс Японии. Если сальдо понизилось, то Соединенным Штатам не потребуется снижать курс доллара, чтобы сохранить американские рабочие места. Доллар еще больше вырастет, а я пойду ко дну, потому что по доллару у меня короткая позиция на сумму раз в десять больше, чем все мои деньги. Уже ходят слухи, что сальдо понизилось. Говорят, что Банк Японии умышлен­но допустил утечку информации, чтобы смягчить удар. Среднегодовое сальдо баланса Японии в торговле с США составляет 50 миллиардов долларов.

Помощник Государственного секретаря США заявил, что такой торговый баланс неприемлем. Я знаю его со студен­ческих времен в Гарварде. Тогда он числился экономистом. Ныне он говорит только то, что требуется его начальнику. Мне тоже нужно зарабатывать на хлеб, так что полезно знать, чего хотят демократы. Великий Сорос голосует за демократов, при этом таким, как я, трудно даже и мечтать о таком богатстве, как у него. Может, я не так богат, как он, потому что после колледжа уехал в Чикаго.

Я разговариваю сам с собой:
«Лучше бы я никогда не знал ни Милтона Фридмана, ни Джорджа Стиглера, ни его сына Стива, ни Джима Лори с их классическим либерализмом».
«Глупец! Разве так говорят о друзьях? Ты же их лю­бишь!»
«Да, я преклоняюсь перед ними, но они вгоняют меня в нищету»
«Это ничего не значит!»

Я ни с кем не разговариваю во время торговой сессии. Шум отвлекает меня от работы. Когда я играл в сквош, перед матчами я надевал на руку носок, чтобы никто не пытался мне ее пожать, тем самым отвлекая меня от пред­стоящей игры. Но сейчас я говорю сам с собой, чтобы успокоиться. Я не могу говорить громко, хотя рядом нико­го нет, и никто не подумает, что я спятил.

Раньше, когда я работал по ночам, я слушал музыку. Но плейер сломался, а я не хочу тратить деньги на новый в то время, когда терплю убытки. Кроме того, пока я став­лю запись, с иеной может произойти что-нибудь очень важное. Хороший будет номер, если доллар упадет за те две секунды, пока я отвлекусь. Сегодня мне нужна удача. Но лучше опираться на знания и опыт, чем рассчитывать на удачу.

Я думаю о музыке, О «Похоронных маршах», которые включают мои трэйдеры, когда я иду ко дну. «Реквием» Моцарта, «Лунная соната» Бетховена. Почему у меня по доллару не длинная, а короткая позиция? Хочется пла­кать. В «Похоронном марше» Бетховена тема в пределах четырех тактов проходит полный цикл развития — от высокого до-диеза до низкого соль-диеза. Курс иены к доллару прошел от высоких 105 к низким 80 и опять поднимался, уже дошел до 93. Что, если он вернется к 105?

Сейчас не время размышлять о циклах и о музыке. Надо думать об одном - об иене.
Моя единственная надежда - ужасный Центральный БанкМалайзии. Он действует в пиратской манере - яростно атакует и не берет пленных. Он радуется, когда ему удается разгромить меня или кого-то из моих коллег. К настоящему времени его убытки в борьбе с долларом достигли 10 миллиардов, страна близка к банкротству. Малайцы любят врываться на рынок в семь вечера по нью-йоркскому времени. Если они одновременно введут в бой всю свою банковскую сеть — пятьдесят банков в Австралии, Новой Зеландии и Сингапуре - и начнут продавать доллары, то, возможно, мне удастся организовать отступление под их прикрытием.

Никогда нельзя терять надежду. Но лучше полагаться на науку. Я знаю, как реагирует иена на повышение цен на сою и понижение цен на золото. Если обстоятельства будут складываться удачно, то случая я не упущу.

У Сороса по доллару длинная позиция. Он всегда идет туда, куда идут правительства и бизнес. От своего отца он научился бороться за свою жизнь еще тогда, когда гестаповцы сгоняли евреев в концентрационные лагеря. А мой отец умер потому, что послушался важных умни­ков в госпитале и дал накачать себя химией, от которой у него потом отказали легкие и сердце.
Вчера вечером я играл в теннис с Соросом. Я наде­юсь, что сейчас он опять с кем-нибудь играет в теннис, а не покупает новые партии долларов. Интересно, мой отец выиграл бы у него в теннис? В паре с отцом мы почти никогда не проигрывали. В паре с Соросом мы почти ни разу не выигрывали. Правда, это потому, что мы играем против профессионалов, которых нанимает Сорос. Казначейство, биржи, спекулянты, банки, по­литики, правительства — все они сейчас играют против меня. Сейчас не время думать об отце, о Соросе, о бир­жевых спекулянтах. Сейчас надо делать только одно — следить за монитором.

Токийский банк зажигает цену: 93 иены за доллар. Из Австралии через океан летит ответ: сиднейский «Вест-пак» продает по 92,75. Но ему рыбу такой величины не вытащить. Секунда — и Токийский банк предлагает 93. Плохо. Они всегда все узнают раньше других.
И тут я вижу, как стремительно падает курс доллара к марке. Продает швейцарский «Юнион-банк». «Будь че­стен, как твоя страна», — говорю я ему. Марка и иена часто колеблются одновременно. Похоже, Банк Малайзии  решил ударить по доллару, пока в Европе все спят. Торговля становится круче. 1,50. 1,49. 1,48. Ну давайте, переходите на иену. Курс марки к иене последует за вами. Иена дешевая, иена хорошая, не теряйте времени.

Жаль, что у меня нет богатства и власти. Тогда к моим советам прислушивались бы самые крупные банки. Я мог бы прямо влиять на цены. У меня хватило бы денег, что­бы установить прямые линии связи с банками. Лучше всего - дилинговая система Рейтер. Я бы связался сразу с четырьмя банками и дожал бы их по иене. Сам Рот­шильд трясся бы от страха. А так я торгую через броке­ров, поэтому я вечно позади всех. И банки знают, что я торгую через брокеров. Когда брокеры связываются с ними от моего имени, банки тут же меняют направле­ние и обходят меня. Если бы я был богат, ничто не мог­ло бы разрушить мои планы.
Сейчас я дам брокеру приказ продавать доллар по 93,50. Пусть у них будут доллары, раз они так хотят. Они не догадаются, что это я. Ну, давайте же! Смотрите, ка­кие славные доллары, и какие дешевые! Нет, не хотят брать.

Вижу, над полем битвы кружит «Дойчебанк». Пред­лагает доллар по 1 ,4850. Хороший знак. Когда доллар про­дается за марку, вскоре следуют продажи за иену. Зво­нит телефон. Пошли мои доллары по 93,50. «Продавай, но очень осторожно, не спеши. Надо их не вспугнуть».
Перестали покупать. Давай, доллар, падай. Пожалуйста, снижайся. Я тебе ничего не сделаю. Я всего лишь жалкий старикашка. Я жду тебя. Не бойся. Пожалуйста, снижайся до 93,50. Иена, покупай у меня доллары. Понюхай,  как они пахнут. Попробуй их на вкус.

Наконец! Звонят три телефона разом. Рынок проглотил мою наживку. Пришлось выпускать леску длиной 100 миллионов долларов. Солидный покупатель. Должно быть Бэкон. Или Джоунс. Заглотил мою наживку, как сардинку. Ослаблю деску до 94 ровно. Тащи ее. Какое тебе дело до цены? Помоги мне, а не Банку Японии. Утром, когда рухнут фондовые рынки в  Европе, я прикончу тебя.

Я люблю тебя, иена. Ты такая аккуратненькая, такая верная, совсем как твоя страна.  Я не обижаюсь на тебя за то, что в Токио у меня отказались принять доллары, когда я хотел купить еды для своей семьи из одиннадца­ти человек. Возьми у меня доллары сейчас. Ты думаешь, что все иностранцы - грязные свиньи. Они не снимают обувь, входя в ресторан. Но я то снимаю. Я устрою сад камней, буду сидеть там и молиться японским богам, если ты сейчас возьмешь у меня доллары по 93,50, а потом спустишься до 91.

Я знаю, что ты хочешь опуститься. Землетрясение, разрушившее Осаку, создало огромный спрос на долла­ры, чтобы импортировать товары взамен тех, которые производились на местных заводах. Я понимаю, что в японской экономике спад из-за того, что Запад не мо­жет покупать японские товары по таким ценам. Но все же поднимись еще немного, иена, пусть дураки подумают, что ты и вправду решила подняться, а как только они начнут продавать, резко опускайся.

Бесполезно. Доллар продолжает расти. Мой баланс выг­лядит все хуже и хуже. Что же делать, если так будет продолжаться и дальше? 94,00. 94,25. 94,50. Я потерял еще четыре миллиона. Доллар, иди обратно. Пожалуйста, опускайся. Пожалуй, продам еще немного долларов, что­бы рынок поверил в мою силу. Он не должен знать, на­сколько я ослаб. Да, продай десять ярдов долларов. Это прикончит доллар.

Доллар отмахивается от меня, как от мошки, и продолжает расти.
Мне страшно, я заплыл чересчур далеко. Как только доллар перевалит за 95, в игру вступят все японские спе­кулянты. Тогда мне конец. Японцы очень умные. Девяти­летние школьники решают у них такие задачи, которые у нас не могут решить студенты Гарварда. Но у них силь­ный стадный инстинкт. Если гвоздь торчит - забей его. Если доллар влезет еще выше, вся Япония кинется покупать его. Доллар превратится в воздушный шар, летящий ввысь.
Жалко, что рядом нет Лопеса. Хорошо сейчас  по­пить чаю. Но мне надо увидеть, что произойдет в во­семь, когда доллар достигнет новых высот. Лопес был свидетелем стольких моих поражений. Он у меня больше не работает. Хорошо бы снова стать молодым. Тогда я смог бы наверстать упущенное. В мои годы это будет слишком трудно. Когда мы с женой вместе, меня уже прини­мают за ее отца. Сейчас мне необходимо продержаться, чтобы жена и дети могли жить дальше.

Пожалуйста, умоляю: приостановись, потом начинай снижаться. Я молюсь. Позор. Как может молиться чело­век, который ни во что не верит? Френсис Гэлтон не молился. Он чувствовал свою связь со всем живым, и это было его верой. Но даже священники смертны. Молитване поможет доллару упасть. Я должен делать свое дело.

Если доллар поднимется еще выше, клиенты разор­вут меня на части. Партнеры только покачают головами: «Мы же тебя предупреждали: не продавай». Больше они мне ничего не скажут. Они пойдут по домам и объявят семьям: «Мы разорены. Виктор опять взялся за свое».
Доллар в Токио остановился. Он не может подняться, пока я продаю, и не двинется вниз, пока я не начну покупать. Мы вступили с долларом в смертельную схват­ку.

К старости человек не должен оставаться один. Мне следовало бы сейчас быть в Мэне с дочерьми. А я боюсь даже отлучиться в туалет: вдруг в этот момент рынок двинется?
Министр финансов Японии объявил, что нет оснований опасаться нового снижения учетной ставки. Она и так уже составляет всего 1%. Это для меня хорошая новость. При высоких учетных ставках доллар идет вниз. Но для Японии стало традицией снижать учетную ставку после того, как трижды заявят, что снижения не бу­дет. Это было как раз третье такое заявление, поэтому доллар пошел вверх и достиг 94,50.

Скоро станет известно сальдо баланса Японии в торговле с США. Если оно снизилось, мне конец. Как можно успешно торговать, когда все зависит от цифры уже известной всем японским спекулянтам?! Звонит телефон.

«Виктор, какие будут приказы?» — спрашивает мой брокер. Если я скажу, цена немедленно установится на уровне приказа, и я пойду ко дну. «Никаких приказов, предпочитаю действовать по обстановке», — решитель­но заявляю я. Потом мягко добавляю: «Иена, я с тобой, пока жив». Иена тоже будет со мной, пока я жив. Но я терпелив так же, как и она. Я играл в сквош десять лет, не пропустив ни дня, прежде чем стал чемпионом. Я сижу перед монитором уже 52 часа, не сомкнув глаз. Я не сдамся. Иена — мой друг. К тому же в небе полная луна. Рынок часто меняет направление в полнолуние. Луна воздействует на рынки так же, как и на приливы, на женщин, на урожаи и на преступность. Правда, боюсь, что се­годня свалить доллар не легче, чем уничтожить луну. Но если я и проиграю, то не потому, что прилагал мало усилий.

Хочется есть: я ничего не ел с утра. Кусаются мошки, налетевшие в комнату через открытое окно. Может, по­пробовать внимательнее смотреть на экран, и тогда циф­ры переменятся в мою пользу? Все равно ничего друго­го не остается.

В этот миг доллар падает. Слава вождю. Выступает босс крупных «шишек», который считается рупором прави­тельства Японии. Он призывает к установлению равно­весного курса на уровне 80 иен за доллар. Доллар пошел вниз: 94, 93, 92. Свершилось! Держатели долларов нача­ли избавляться от них со всей возможной скоростью. Я знаю, как им помочь. Сейчас я возьму у них доллары, а потом отдам их обратно, когда они захотят продать мне свои товары. В конечном итоге у меня соберутся все их доллары и все их товары.

Мне нужно скупить 400 миллионов, причем незамет­но, иначе курс опять двинется вверх. Пока я один на рынке. Как только станет известно, что я покупаю, все ринутся покупать.
Я снимаю трубки с двух телефонов и включаю мик­рофон еще на одном: «Ваши курсы купли-продажи по доллару-иене». Я выжидаю секунду и говорю: «Я поку­паю доллары». Этих трех слов хватило, чтобы купить 375 миллионов долларов за иены. Я спасен.

Я звоню Сьюзен. Во рту у меня пересохло, желудок сводит от боли.
«Завтра буду в Мэне».
«Ты жив?» — спрашивает она.
«Мы убили друг друга», — отвечаю я.

Я выхожу во двор с ракеткой немного размяться, прежде чем приняться за оформление операционных документов. Я еще не закончил работу, у меня еще оста­лось два с половиной миллиарда иен.

К тому времени, когда я вернулся, акулы уже были на месте. Было объявлено сальдо торгового баланса, дол­лар опять поднялся до 93. Я потерял четверть миллиона на своих двух с половиной миллиардах, но я только что заработал три миллиона, так что можно не волноваться. Смеха ради я вбрасываю еще четыре миллиарда.

Но тут акулы, словно взбешенные моим недавним ус­пехом, накидываются на меня с безумной яростью. Банк Японии покупает доллары. Слухи в конце концов под­твердились. Доллар — зло и решительно поднимается до 94. Все хорошее быстро кончается. Зачем я поддался на­строению? Ведь я ничего подобного раньше не делал. Спекуляция — слишком серьезное занятие. Я потерял миллион.

Все, нервы больше не выдерживают. Я закрываю все позиции. «Зря я продал столько долларов», — говорю я себе.

Как хемингуэевский старик, я думал: «Рыба, мне жаль, что я ушел так далеко в море. Я навредил тебе и себе. Зато мы убили много акул, ты и я. Сколько ты их убил за свою жизнь, старина?»

Я бился с долларом в смертном бою. Вскоре после того, как я закрылся, Английский банк, Бундесбанк и Федеральный резерв (по поручению Казначейства) вме­шались и начали скупку долларов. К утру доллар под­нялся до 98. Если бы я не успел купить их, я бы потерял сорок миллионов, то есть почти весь свой капитал.

У меня болят раны. Я чувствую себя единственным спасшимся в авиакатастрофе. Я устал. Перед уходом я просматриваю факсы. Факс от юриста сообщает мне, что некое бюро желает проверить мое делопроизводство за последние десять лет. Два вагона документов.
Акулы всегда кружат рядом, они готовы в любой момент вцепиться в меня. Смерть, где твое жало? Это - не твое. Это – мое. Я за все заплатил сполна. Я не могу прогнать акул. Они слишком велики и делают все, что хотят. Но я буду бороться с ними до тех пор, пока у меня хватит сил. Я полон решимости, я могу многое.

Я выхожу из офиса навстречу партнерам. Они пришли очистить поле боя и определить победителя. Отъезжая, я слышу: «Да, вот это были торги!»